Родился будущий иеродиакон Рафаил в 1967 году под Волгоградом в Нехаевском районе, зерносовхоз Динамо. В многодетной семье. Когда ему исполнилось шесть лет, перебрались на хутор Лебяжья поляна Среднеахтубинского района Волгоградской же области.
В миру отца Рафаила звали Алексеем, также как до пострига звали и схиархимандрита Илия Ноздрина), чьим келейником Алексею еще предстоит стать. У них был один Небесный покровитель — Алексий, человек Божий. Алексей Романов обретет его, когда переедет в подмосковное Одинцово в Лесной городок на хутор Гаврилов на пасеку. Здесь в храме Покрова Пресвятой Богородицы в селе Акулово в 1984 году в 17 лет Алексей примет Крещение от ставшего его духовным отцом протоиерея Валериана Кречетова.
Родители отца Рафаила уже тоже приняли постриг с именами Иеремия и Васса. А сам он строит на юге, где родился, сразу несколько храмов. Бабушка и прабабушка у него были очень верующими.
— Придешь к бабушке ночевать, а она сидит на кровати и молится, — вспоминает он. — Ночью проснешься: опять молится...
Так вера и передалась, говорит, через поколение. Хотя в ближайшем окружении: родители, учителя, сверстники, — в те постхрущевские годы по большей части народ был расцерковлен.
— От того и радости не было, настоящей радости! — утверждает отец Рафаил. — Пытались, конечно, веселиться, но все это выглядело как-то уродливо.
Мастер всегда ищет интонацию времени, которая станет ключом к сердцам многих и освободит их от тисков прошлого.
— У нас у всех один Крест, — говорит отец Рафаил. — Тяжек и суетен он, если несем его без Бога. Святые знают, что значат слова Господа: «Иго Мое благо, и бремя Мое легко» (Мф. 11:30). Но и в жизни каждого из нас коснется сердца молитва — пусть и через песню, — и человек сразу почувствует помощь Божию: стало легче! Мы и поем, чтобы люди свободнее вздохнули.
Но как преодолеть боль утери близкого человека? Войны и трагедии новейшего времени сеют скорбь.
В 15 лет Алексей Романов приехал к родственникам в Волгоград. Его двоюродный брат Николай Антоничев был в армии, служил в Афганистане. Зимние каникулы, новогодняя кутерьма, привычное в начале года праздничное воодушевление, когда с радостью встречаешь каждого входящего в дом... Все желают друг другу радости, счастья в Новом году…На пороге оказался человек в форме, он сообщил, что брата больше нет в живых. Человек начинается с горя, — говорили раньше. Так с этого потрясения, можно сказать, и началось творчество Алексея Романова. Оно вовсе не было самовыражением, скорее памятью о близком и молитвой, предчувствием молитвы. Так, некогда отец Тихон (Шевкунов; ныне епископ Егорьевский) написал статью «Советская песня как сублимация молитвы». Храмы были закрыты, но души-то живы! Искалечены, измучены, но плакали, и молитва шла от сердца и иногда изливалась в песне…
Младший сержант Николай Антоничев поднял в атаку бойцов и был скошен первой пулей в голову. Привезли цинковый гроб. Хоронили при Алексее. А затем родным отдельно прислали форму: в одном из карманов — блокнот со стихами погибшего. Это и были первые песни, которые Алексей воскресил, наиграв мелодии.
Ребятам в школе понравилось. Его даже окрестили Певцом. Обучение в музыкальном кружке, впрочем, не задалось.
Ноты осваивал уже на клиросе в Оптиной пустыни, где спустя несколько лет после Крещения оказался в 1990 году по благословению духовника протоиерея Валериана Кречетова.
Послушнику возрождающегося монастыря, конечно, не до песенного творчества. Спустя некоторое время после поступления в обитель послушник Алексей стал келейничать у схиархимандрита Илия (Ноздрина). Вспоминает смешной эпизод.
— Я тогда был похож, если не на ребенка, то уж на очень молодого человека. А у батюшки Илия брат был Иван Афанасьевич, сейчас он уже преставился. Он в Оптину приезжал. И вот видит, что я весь день там «под ногами» кручусь… Смотрел на меня, смотрел… А тут стемнело, я в келлию захожу, и он уж не выдержал — подошел к братусхимнику и говорит: «Батюшка, что это у вас этот мальчик-то ошивается целый день?! Где его мама? Пускай домой идет!» Батюшке как-то даже неловко стало: «Это мой келейник!» — говорит.
Издетска привычный к физическому труду Алексей в монастыре нес еще и многие послушания по хозяйству, в частности обеспечивал братию медом, организовав пасеку.
Песня «Пчелки», текст которой был случайно найден в приклеенной к стене газете под обоями в общежитии техникума в Птицеграде близь Троице-Сергиевой лавры, где Алексей Романов учился на пчеловода, стала потом настоящим шлягером.
На Пасху 1993 года в Оптиной пустыни сатанист убил трех братий — иеромонаха Василия (Рослякова), иноков Трофима (Татарникова) и Ферапонта (Пушкарева).
— Эта трагедия должна была прозвучать набатом на всю Россию! — говорит отец Рафаил. — Но похоронили убиенных тихо, без удара в великий колокол.
Сами-то убиенные иноки и были звонарями…
На 9-ый день по убиении братии в руки отца Рафаила снова попал блокнот. Стихи отца Василия (Рослякова). В них — скорбь о том, что народ остается неверующим.
— Череда войн новейшего времени, теракты: Беслан, Норд-Ост, Египет 2015 года; трагедии такие, как затонувшая подводная лодка Курск и другие, — от нераскаянности!
Господь попускает нам эти беды, — повторяет отец Рафаил слова своего старца схиархимандрита Илия.
Как пробудить народ от этой спячки неверия?
Так в руках монаха и оказалась гитара.
Иначе как чудом отец Рафаил все, происходящее с ним далее, не считает.
Его так тронули стихотворные строки убиенного собрата, что он на 40-ой день, когда еще длилась до Троицы пасхальная пятидесятница, помолился на его могиле.
– Если это согласно с волей Божией, есть на то Христово благословение, можно я наиграю на твои стихи песни? Отец Василий, управи!
Тогда же отцу Рафаилу приснился сон:
– Спускается откуда-то сверху гитара, обернутая в целлофан, и внутренний голос говорит: хочешь – принимай, хочешь – нет. Вроде как духовно она тебе не поможет, но и не повредит...
И вот в монастырь кто-то привозит гитару точь-в-точь в таком целлофане, в каком явился этот инструмент отцу Рафаилу во сне. Ему же наяву эта гитара каким-то неизъяснимым Промыслом Божиим и досталась.
Первой студией стала кухонька в доме при Оптиной обители старенькой монахини Марии. Здесь можно было закрыться и наигрывать мотивы к стихам убиенного отца Василия. Это были переложения псалмов, уже содержащие в себе музыкально-поэтическое напряжение. На репетиции уходили скудные у монахов часы ночного сна.
– Но был такой дух, что я не чувствовал усталости, – говорит отец Рафаил.
По дневникам дореволюционных оптинцев известно, как мгновенно молитвенный настрой и благословение старца могут прогнать сонливость, – об этом, в частности, пишет проходивший искус у преподобного Варсонофия Оптинского послушник Никон Беляев.
– Вижу, спать ты не хочешь, – шутил и над являющимся на Полуношницу к 5-ти утра отцом Рафаилом старец Илий.
Монашеская жизнь – строгая. За опоздание взыскания вплоть до лишения подрясника. Но у отца Рафаила ночные песенные бдения, когда спать до подъема приходилось по 2-3 часа, прошли все же без потерь для монашеского обмундирования.
Утром и вечером нес по чреде диаконское служение, днем – послушания, ночью – музыка.
Предисловием имя Христово
К годовщине мученической кончины отца Василия и братии всех скорбящих по ним ждал подарок. У старца Илия был привезенный им с Афона магнитофончик, на него отцу Рафаилу и удалось записать около 100 кассет подарочного тиража.
Одну из них поставил как-то для вошедшего в свою келлию схиигумена Илия. Старец слушал-слушал...
Дело в том, что когда отец Илий подвизался до Святой горы Афон в Псково-Печерском монастыре, по соседству с ним жил иеромонах Роман (Матюшин). Так что поющим монахом его было не удивить, но здесь вроде поет не он, хотя голос и знакомый...
– А кто поет? – спросил тогда батюшка.
И отцу Рафаилу пришлось признаться:
– Я.
Во власти духовника было прекратить все эти песенные бдения. И он не раз еще потом для смирения благословлял чадо пойти в лесок разбить гитару о пенек, что безпрекословно исполнялось. Но гитары появлялись новые. И отец Рафаил продолжал петь.
За 9 дней до смерти отец Василий дал интервью. Его живой голос и предварял каждую песню в исполнении уже отца Рафаила. Этот проект был явным предтечей «Нерасстрелянной проповеди» убиенного иерея Даниила Сысоева, чьи миссионерские труды именно на той странице толкования Апостола, где они оборвались, были подхвачены и продолжены другом протоиереем Олегом Стеняевым.
– Бог не есть Бог мертвых, но есть Бог живых. У Бога все живы. Мы служим именно такому Богу, Который воскрес и победил воскресением смерть; у Него нет смерти, в Боге нет смерти, она существует только вне Бога, – говорит отец Василий и тут же в записи этих памятных кассет к годовщине его мученической кончины уже отец Рафаил поет песню на стихи убиенного да так, что сердце действительно чувствует Пасху и боль утери уже не рвет так жизнь на «до» и «после».
Практически все свои ответы на вопросы журналистки отец Василий сводил к проповеди Христа. Так имя Христово и осталось Предисловием ко всем песням отца Рафаила, запечатленным мученической кровью убиенных авторов слов.
Послесловием Русская Пасха
Стихи точно находили исполнителя сами. Зайдет отец Рафаил в келлию, а там газета лежит. Вчитается – рифмованный фрагмент: Голгофа великой России. Стихотворение, вывезенное под страхом смерти эмигрантами из большевитско-советской России. От имени автора остался известен лишь инициал: И. Где и как окончилась его жизнь среди тех миллионов прерванных на бывшей Родине или сгинувших на чужбине жизней русских людей? Фамилия известна, а имя даже не помянуть.
– Имена их Ты, Господи, веси…
Знаковым стало и знакомство с поэтом Николаем Мельниковым. Старец Илий прочитал в самиздате поэму Николая «Русский Крест». Пока автор ехал к старцу, в пурге заблудился. Так родилась песня «Огонек». Когда добрался-таки вручил ее оказавшемуся поющим келейнику. Много песен было написано вместе, потом они составили целый альбом памяти поэта…
Однажды отец Рафаил сказал Николаю:
– Песня нужна. Есть только название: Россия, не стань Иудой!
Они расстались. Через 20 минут скорый к отклику автор позвонил:
– Написал! – и прислал песню по факсу.
Когда он потом приехал к «Сыновьям России» на студию, и они исполнили песню, был очень доволен. Это тоже, кстати, редкая согласованность участников соборного творческого процесса.
Песня «Россия, не стань Иудой!» была исполнена со сцены. Автор слов Николай Мельников был рядом с Оптиной пустынью убит.
– Кровь новомучеников продолжает литься, – говорит старец Илий.
Пока народ страны не покаялся. На улицах, площадях, станциях метро продолжают чтиться имена убийц миллионов лучших русских людей, старцы предупреждают:
– Борьба с терроризмом безуспешна.
Значит, страна наша еще не празднует Русскую Пасху. Русское Воскресение, которое, как говорил преподобный Серафим Саровский, когда никто не будет ожидать, произойдет!
– Миром Господу помолимся!
